Неточные совпадения
Сначала его никто не слушал, потом притих один спорщик, за ним другой, третий, и скоро на таборе совсем стало тихо. Дерсу пел что-то печальное, точно он вспомнил родное прошлое и жаловался на судьбу.
Песнь его была монотонная, но в ней было что-то такое, что затрагивало самые чувствительные струны души и будило хорошие чувства. Я присел на камень и слушал его грустную
песню. «Поселись там, где поют; кто поет, тот худо не думает», — вспомнилась мне старинная швейцарская пословица.
В собрании стихотворение, в 23-й строке: «грустно живет», у Пущина: «грустно поет»; в 7-й строке от конца: «Радостно
песнь свободы запой…», у Пущина: «Сладкую
песню с нами запой!» Сохранил Пущин написанную декабристом Ф. Ф. Вадковским музыку к стихотворению «Славянские девы».
— Живин, давай петь нашу священную
песнь «Gaudeamus igitur» [«Gaudeamus igitur» («Будем радоваться») — первая строчка известной средневековой студенческой
песни. Здесь приведена в переделке. Pereat justitia! — Да погибнет суд! Pereat policia! — Да погибнет полиция!]! — воскликнул Вихров.
О финских
песнях знаю мало. Мальчики-пастухи что-то поют, но тоскливое и всё на один и тот же мотив. Может быть, это такие же
песни, как у их соплеменников, вотяков, которые, увидев забор, поют (вотяки, по крайней мере, русским языком щеголяют): «Ах, забёр!», увидав корову — поют: «Ах корова!» Впрочем, одну финскую
песнь мне перевели. Вот она...
Чем выше солнце, тем больше птиц и веселее их щебет. Весь овраг наполняется музыкой, ее основной тон — непрерывный шелест кустарника под ветром; задорные голоса птиц не могут заглушить этот тихий, сладко-грустный шум, — я слышу в нем прощальную
песнь лета, он нашептывает мне какие-то особенные слова, они сами собою складываются в
песню. А в то же время память, помимо воли моей, восстановляет картины прожитого.
Но еще не спета
песня всех прекрасней,
Песня о начале всех начал на свете,
Песнь о сердце мира, о волшебном сердце
Той, кого мы, люди, Матерью зовем!
Ее погибель — это осуществленная
песнь плена вавилонского: играиъйте и пойте нам
песни сионские, — говорили иудеям их победители; но печальный пророк отозвался, что не в рабстве можно петь священные
песни родины, что лучше пусть язык их прилипнет к гортани и руки отсохнут, нежели примутся они за гусли и запоют сионские
песни на потеху владык своих.
От Севильи до Гранады,
В тихом сумраке ночей,
Раздаются серенады,
Раздается стук мечей;
Много крови, много
песнейДля прелестных льется дам, —
Я же той, кто всех прелестней,
Песнь и кровь мою отдам!
От лунного света
Горит небосклон,
О, выйди, Нисета,
Скорей на балкон!
Из произведений Державина помещены в «Вестнике»: 1) «
Песнь Петру Великому» (1778, № 6); 2) Надписи, числом шестнадцать, из которых две внесены в «Полное собрание сочинений Державина», остальные же под сомнением (1779, № 2); 3) «Песенка отсутствующего мужа» (там же); 4) ода «На смерть князя Мещерского» (№ 9); 5) «Ключ» (№ 10); 6) «На рождение на Севере порфирородного отрока» (№ 12); 7) «На отсутствие императрицы Екатерины в Белоруссию» (1780, № 5); 8) Ода «К соседу моему» (№ 8); 9) «Песенка» (там же); 10) «Застольная
песня», названная в собрании сочинений «Кружка» (№ 9); 11) «На Новый год» (1781, № 1).
Ну, Луиза,
Развеселись — хоть улица вся наша
Безмолвное убежище от смерти,
Приют пиров, ничем невозмутимых,
Но знаешь, эта черная телега
Имеет право всюду разъезжать.
Мы пропускать ее должны! Послушай,
Ты, Вальсингам: для пресеченья споров
И следствий женских обмороков спой
Нам
песню, вольную, живую
песню,
Не грустию шотландской вдохновенну,
А буйную, вакхическую
песнь,
Рожденную за чашею кипящей.
Я кручину мою многолетнюю
На родимую грудь изолью,
Я тебе мою
песню последнюю,
Мою горькую
песню спою.
О прости! то не
песнь утешения,
Я заставлю страдать тебя вновь,
Но я гибну — и ради спасения
Я твою призываю любовь!
Я пою тебе
песнь покаяния,
Чтобы кроткие очи твои
Смыли жаркой слезою страдания
Все позорные пятна мои!
Чтоб ту силу свободную, гордую,
Что в мою заложила ты грудь,
Укрепила ты волею твердою
И на правый поставила путь…
И разве к чистой любви Адама и Евы не может относиться также и та
песнь любви, которая именуется «Песнью
Песней», хотя непосредственно она имеет в виду то, во образ чего существует брак, — отношение Христа и Церкви?
«И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома, и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих: они поют как бы новую
песнь перед престолом и перед четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей
песни, кроме сих 144 000 искупленных от земли.
«Люди ее хороши, — продолжала петь Илька. — Они красивы, храбры, имеют красивых жен. Нет тех людей, которые могли бы победить их на войне или в словесных спорах. Народы завидуют им. Один только и есть у них недостаток: они не знают
песни.
Песнь их жалка и ничтожна. Она не имеет задора. Звуки ее заставляют жалеть о Венгрии…»
И бешеный хохот по всему залу. Очень еще публика любила другую его русскую
песню, — про Акулинина мужа. Пел он и чувствительные романсы, — «А из рощи, рощи темной,
песнь любви несется…» Никогда потом ни от чьего пения, даже от пения Фигнера, не переживал я такой поднимающей волны поэзии и светлой тоски. Хотелось подойти к эстраде и поцеловать блестяще начищенный носок его сапога. Тульская публика тоже была в восторге от Славянского, и билеты на его концерты брались нарасхват.
— М-да… — сказал он. — Вариант этой
песни имеется у Киреевского, выпуск седьмой, разряд третий,
песнь одиннадцатая… М-да… Надо записать…
Прочел я это в «Русских поэтах» Гербеля.
Песнь Риццио из поэмы Нестора Кукольника «Мария Стюарт». Я пел эту
песню, — и была моя молодая царица с наружностью Кати, с червонно-золотыми волосами под короной, и я вставал, снимал шляпу с длинным страусовым пером и низко кланялся.
Стр. 431.
Песнь о рубашке — стихотворение английского поэта Томаса Гуда (1799–1845) «
Песня о рубашке» (1843, рус. перев. — 1860), рисующее тяжелый труд швеи и приобретшее благодаря своему обличительному пафосу широкую известность в России.
— Боюсь только, вовремя ли пришел, — сказал Антон. — Я с запросом к твоему кольцу, а ты запел
песнь надгробную. Навел на душу тоску невыносимую. Почему так скоро перешел к этой
песне от возношения господа?
Не прилично ли будет нам, братия,
Начать древним складом
Печальную повесть о битвах Игоря,
Игоря Святославича!
Начаться же сей
песниПо былинам сего времени,
А не по вымыслам Бояновым.
Вещий Боян,
Если
песнь кому сотворить хотел,
Растекался мыслию по древу,
Серым волком по земле,
Сизым орлом под облаками.